Economics-Mag.ru

Дурные девушки фыркают: не приглашай меня деткой! Они расценки не понимают ласке. 

Будет проходить каких-то двадцать лет, и они лично будут заявлять себе «деточка». 

Стоя у зеркала. Известная иллюстрация, впрочем? Когда тебе за сорок, тебе представляется, «деточка» — это нескромно. Тебе представляется, ты как зрелый инжир; крадешься, широкоскулая, зеленоглазая, завьешь розгой, высосешь омелой, макнешь его лицом в собственные ласковые груди, и он никуда не денется. Ты его уводишь с гулянки к себе, и считаешь, это прекрасная мысль, а затем вы приезжайте. Снимает входная дверь, в жилище бесшумно, загорается желтоватый свет, и вы начинаете в прихожей толкать, снимая обувь. Тишь множит неприятность, а не дай господь еще кот выйдет и будет завистливо кричать, а парень будет пробовать его поглаживать, дескать, гляди, я всем вам приятель. А ты заявишь: если парня обожают собаки, означает, его обожают девушки, и скорее всего включишь музыку, либо ТВ, либо крамбол, либо котелок, ну хоть что-нибудь. А он идет в носках, проверяется, так несуразно, однако в тапочках еще хуже по моему мнению. И тебе не представляется, что это такая прекрасная мысль заняться любовью, однако назад автодороги нет; и что самое забавное, он в то же время размышляет то же самое. И вы, чтобы друг дружку не уязвить, оперативно безмолвно пьете кофе и начинаете целоваться, идете в спальню, кидаете одежду на пол, насколько бы в порыве влечения.

И против собственного стремления ты замечаешь вдруг его сгорбленность, либо черные волосы на неярких сосках, либо бородавку на пояснице, зажмуриваешься, однако рано, всё, ничего не хочется. Дело, разумеется, лишь в том, что нет любви, однако сколько во всем мире народу проживает без любви, с кем-то же они занимаются сексом, впрочем? Между собой так как, да? И чем вы хуже?.. Вы нежите друг дружку так и так, ничего не сходится, преть начинает кто-то 1, и вот он на первый взгляд готов, однако одевает презерватив — и все понапрасну. Тебе в то же время лучше бы сквозь землю провалиться, как будто стояла на сцене и позабыла роль, другими словами ничего ужасного, очевидно, не происходит, просто несколько сек стыда. И ты не имеешь возможности сообщить: да хорошо, дескать, давай забудем. Надо ему предоставить шанс избавляться, видишь? — и вы восстанавливаете всю данную мучительную возню.

(Все дело только в том, что нет любви. Любовь — магический перископ, в который ни линия не видно, такой он щедрый. Все мы о нем грезим, поскольку сил нет лицезреть это всё как есть, насквозь, без украшения, некрасивое, мужественно плачевное, упорствующее в повседневности, прогнозируемое до оскомины. Мы намерены с высоты амфетаминового полета охать: о-о-о, как ты великолепен, как ты великолепен, избранник мой! Хотим знать в телефонной трубке голос, и, не осознавая о чем он говорит, размышлять, что его российский упор — это такая хипповая вещь, которой его снабдила природа, и ощущать, как в животике громко пульсирует ярко-красным светом небольшой такой маячок).

Он затем находится рядом с тобой и терзается колебанием, что ты не окончила, что ты его одурачила. А ты, разумеется, окончила, поскольку можно позволить себе не заканчивать, если у тебя секс каждую ночь, а здесь, простите, уплочено. Да однако, когда заканчивала, ты полагала совершенно про другое, отошедшее давно, и потому не менее расчудесное. Это даже не прошлое , а чистая грёза, тот парень, с которым было на самом деле, это как отображение в черном окне с парными рамками, ползучее, исчезающее, попадающее взглядом мимо глаз. Хочется хныкать, хочется в душ. Парень надеваться и говорит, что перед работой в обязательном порядке надо угодить домой, а ты и не хочешь его сдержать. И в прихожей обнимаешь с признательностью, не за секс, а за то, что он уходит. Обнимаешь тепло и длительное время, побеждая желание, и вместо «извини» говоришь «спасибо». И вот затем , стоя в ванной перед зеркалом, ты именуешь себя «деточка». Осуществляясь нежности к перезрелому собственному телу, спустившимся уголкам губ, морщинам у глаз. Гарантируя себе роскошные свежие дни.