Мужчины всегда были в шоколаде. За их поясницей всегда стояли обычаи, традиции, правительство и церковь, само устройство и метод функционирования которых давали им предпочтение. Сообщество всегда адаптировалось к увлечениям парней. А интересы их многообразием не различались: покорить мир, покушать и потрахаться.
Отжав девушек от покорения мира: «Какая еще наука, возлюбленная? Какая беллетристика, боже извини? Какой бизнес? Сиди дома. Документ не примешь!», мужчины поручили им 2 знатные миссии: радовать г-на интимно и кулинарно. При этом девушкам предписывалось быть прекрасными, чтобы, похваставшись перед посетителями собственным ружьем и гончими собаками, можно было показать и другое собственное успешное получение, боязливо выглядывающее из кухни: «Слышь, Галя… Либо как там тебя? Нуте подойди сюда, продемонстрируй продукт лицом».
В целом, непрерывной неподвижный век, растянувшийся на 5 тысяч лет. И как-нибудь за данный период мужчины пристрастились к тому, что девушка – это второстепенно.
Если от товарищей они всегда ожидали равновеликого ума, то от девушек не требовали ничего, помимо пирогов и вздохов: «Ого, какой он большой!»
При этом мужчины ухитрялись определять собственным неученым женщинам поэмы и другие средневековые победы. Мужчины ухитрялись как-нибудь сосуществовать с тетками, которые в любом случае могли бренчать на пианино да бранить прислужливых. И не только сосуществовать – наслаждаться и умиляться, на их ограниченность смотря. Этим ребятам вполне удобно было жить в схеме «я умный, она – женщина».
Лишь в заключительные десятилетия неравенство, основанное на исключительно химическом симптоме – принадлежности к «правильному» полу, – стало пропадать. Девушки обнаглели: стали приобретать формирование, избирать, без помощи других зарабатывать и без помощи других выбирать парней. А определенные персоны пошли еще далее. К примеру, я.
В 20 лет, наглядевшись ток-шоу «Я сама» и изучив словосочетание «права человека», я приняла решение, что ни один парень никогда в жизни больше не будет мной руководить. Хватит, бабками моими накомандовались. Ни от одного мужчины я не буду находиться в зависимости финансово и духовно. И не будет парень в моем жилище стучаться кулаком по столу с текстом: «Я заявил!» Рассуждать буду я. И классическая модель отношений изменится на комфортную мне модель: «я разумная, а он – мужчина».
Да, знаменитой дурочкой я была в 20 лет. Очень приятно вспомнить. С какого испуга я приняла решение, что мне будет комфортно жить с партнером-дураком? Загадка эта высока есть. Вероятно, я приняла решение, что если у парней это прекрасно выходило столько веков, то выйдет и у меня.
Мне необходимо что-нибудь вроде оптимальной супруги. Чтобы беспокоилась обо мне, готовила мне ужины, усмехалась, ничего не осознавала в жизни и была мила глазу. Лишь – небольшой аспект! – супруга моя должна быть парнем. Большим, сильным, смуглым – в тонах новой сумки. Так после череды эгоистичных мачо, которые, нужно признать, полезно отравляли мне существование, в моей жизни был замечен парень Дима – 90-килограммовый выкормыш патриархата: бабули, матери, младшей сестры и овчарки Найды.
Мое первенство Дима объявил с большой ловлей. Я готовила его общаться с людьми: «Ты, Дима, напрасно позавчера этому нахалу Михаилу Федоровичу ничего не дал ответ. Он может задуматься, что ты не умеешь постоять за себя». Я предпочитала ему одежду – без моего поощрения он не решался приобрести даже носки. Я наблюдала за его питанием – Дима занимался спортом, увеличивал мускульную массу, рвался к мужским 90-60-90. (Наблюдала – означает повизгивала периодически: «Майонез больше не приобретай!») В целом, крутила я им так, что очень приятно было посмотреть. Очень приятно для меня.
Ну и исхода иного в то время я не видела. С мачо, как я сообщала, у меня ни линия не выходило. Мачо планировали управлять. В основном мной. Твердые, фанатичные, жесткие, эгоистичные и дерзкие – такие мужчины меня нервировали. Я ни за что на свете не выбрала бы себе подобных товарищей. Так для чего же выбирать подобных возлюбленных?
В целом, я жила с Димой. Из одной крайности рванула в другую. Однако лишь физики в лабораториях видели, как полярности притягиваются. В наших отношениях все по-другому. Разумеется, различаться чем-то не так слабо. По крайней мере потому, что двое не в состоянии дремать на той части постели, что у стеночки. Предпочтительно, чтобы 1 предпочел дремать с концу.
Однако совладать с катастрофичной разностью еще сложнее. У нас не получилось. Некоторое время мы подавляли данную разницу сексом и войной с родными, которые в унисон говорили: «Что ты в ней (нем) отыскал (-ла)?» Однако когда-нибудь пришел момент правды.
Это было утром, в воскресенье. Я только-только прочитала рассказ Шукшина «Сапожки» и в слезах и соплях прилетела к Диме на кухню (он поджарил блины, данный уникум природы).
– Ты чего?
– Дима, это так… так… Послушай.
Заикаясь и сморкаясь в салфетки, я прочитала рассказ снова.
«…Сергей покурил папироску. Ему представилось, что Клавдя не услышала стоимость. 65 рубликов, дескать, цена-то. Клавдя глядела на сапог, невольно поглаживала ладонью ровное голенище. В глазах ее, на ресничках, светились плач… Нет, она знала стоимость. «Черт бы ее побрал, ноженьку! – заявила она. – Разок пришлось, и то… Эхма!» В сердце Сергея снова толкнулась незваная боль… Он коснулся руку супруги, поглаживающую сапог. Пожал. Клавдя взглянула на него… Повстречались глазами. Клавдя сконфуженно ухмыльнулась, тряхнула головой, как она делала однажды, когда была молодой, – как-нибудь по-мужичьи весело, простецки, однако с преимуществом и гордо».
Дима почесал собственные производительные переднелучевые:
– И че?
Любопытно, что ощущает бабочка, столкнувшаяся с локомотивом? Наверное, то же самое, что ощутила я. Подъехали.
– И че дальше-то? – повторил поезд. – Ну приобрел мужчина ботинки женские для чего-то на всю заработную плату, жене ботинки эти не пришли, дали их дочке. А в чем резон? Чего бумагу на это переводить?
Я не сумела ничего ответить. Как дешифрировать колдовство повествования? Как обосновать, что история данная не про обувь, а про любовь? Ну и для чего что-нибудь декодировать и подтверждать тому, который в целом не видится?.. Пошел он к черту. Если нужно пояснять, то не нужно пояснять.
Я осознала. Дима никогда в жизни не будет мне родным человеком. Он трогательный, прекрасный, смешной. Однако посторонний. Ему бы «что-нибудь полегче… Вида – Сергей Есенин, армянское радио», а здесь я с собственной «ипостасью» (С.Довлатов). Дима никогда в жизни не «поймет меня как надо» (М.Цветаева). Он не мой Сергей, а я не его Клавдя.
И он меня нервирует. Не могу. Не получилось вжиться с «мужчиной-блондинкой». Даже сексуальное желание исчезло достаточно давно от глупости его непролазной. И спасибо «Сапожкам», что я это осознала. Для чего мне человек, с которым у меня так недостаточно пунктов соприкосновения? Неужели мне так хочется быть бессрочным основным? Так хочется по 3 дня терять на то, чтобы пояснить собственному известному элементарную идея? А он все равно не осмыслит. Не из-за того, что не желает, поэтому, что он…
– Овен, вот ты кто!
– А ты… Стерва!
Точно замечено. Девушка, мерящая на себя роль, по традиции сваливаемую мужчинам, еще длительное время будет оцениваться как стерва. Еще длительное время она будет раскидывать мозгами: отчего мне в данной функции так уютно? Отчего я не могу принимать собственного компаньона как деталь дизайна, как трогательную потеху после трудового дня? Отчего я не могу сконцентрироваться на мировых целях: возвести дом, посадить дерево, взрастить сына? Отчего мне в обязательном порядке необходим еще один пункт – возлюбить человека?